Вагнер: «Россия всегда решительно отрицала факт нашего существования»

Libération – понедельник, 9 мая 2022

Автор: Вероника Дорман

Став наемником группы Вагнера в убеждении, что участвует в войне за «правое дело», прежде чем отвернуться от своей предшествующей жизни — Марат Габидуллин первым открыто свидетельствует о боях, которые ведет российская тайная армия — как на Донбассе, так и на Сирийском фронте. «Марат Габидуллин не раскаивается. Он — не терзаемый совестью разоблачитель, решивший однажды выступить с осуждением организации, частью которой он был. Нет. Марат – солдат». Так начинается предисловие к первому опубликованному открытому свидетельству ветерана крайне секретной армии Владимира Путина. «Я, Марат, бывший командир армии Вагнера» (Moi, Marat, ex-commandant de l’armée Wagner, ed. Michel Lafon) — это повествование от первого лица, без размытого изображения и измененного голоса. Места, даты, ратные подвиги — все достоверно. Габидуллин ограничился лишь переделкой псевдонимов своих товарищей и командиров. Таким образом, основатель частной военной компании (ЧВК) Дмитрий Уткин по прозвищу Вагнер стал «Бетховеном». Марат Габидуллин, боец под номером М-0346, называет себя «Дедом» — старичком, потому что в свои 49 лет он был одним из старейших наемников в «подразделении», как он его называет.

С подросткового возраста Марат Габидуллин, увлекавшийся советскими боевиками, готовит себя к карьере в ВДВ. Но после десяти лет воинской службы в 1994-м году он покидает разлагающуюся российскую армию. Он связывается с преступным миром, убивает человека, отбывает три года тюремного заключения. В 2015-м году он записывается в созданную годом ранее ЧВК для поддержки пророссийских сепаратистов на украинском Донбассе. Марат Габидуллин отправляется сначала в Луганск, затем несколько раз уже в Сирию. В 2019-м, испытывая отвращение, он покидает «компанию». И решает рассказать свою историю. Его изданный в России в начале 2022-го года автобиографический роман под названием «В одну реку дважды» не является исповедью. Марат Габидуллин далек от мысли говорить от имени своих собратьев по оружию, из которых никто, насколько ему известно, не совершил того внутреннего путешествия, которое заставило его отвернуться от наемнической деятельности, критически взглянуть на этот феномен и уж тем более попробовать оценить, каким образом его использовал Кремль во всех своих гибридных войнах.

Почему вы решили открыто, под своим именем, рассказать об организации, считающейся на Западе крайне засекреченной?

Честно говоря, у меня сложилось впечатление, что на Западе о Вагнере известно больше, чем в России… Что касается открытого лица, то это тот формат, который может убедить наиболее эффективно. Люди поверят мне больше, если я не буду прятаться. Все эти ролики с говорящими о Вагнере персонажами со скрытыми лицами и измененными голосами, на мой взгляд, вызывают подозрение. Я хотел идти в бой с поднятым забралом, представить себя таким, какой я есть, со всеми своими недостатками и слабыми местами. Конкретная личность.

Когда вам пришла в голову идея написать эту книгу и для кого она?

В 2016-м году, во время моего выздоровления. Я был ранен в Пальмире, взрыв гранаты. Выйдя из комы, я долгие месяцы выздоравливал. Мне захотелось осветить деятельность сотрудников частных военных компаний. Но в первую очередь мною двигало желание рассказать правду об этой войне в Сирии. Я видел, как наши СМИ врут на эту тему. Позже я понял, что тема ЧВК очень важна для России. Мы делаем вид, будто наемничества не существует, как будто это явление, характерное только для упадочнического Запада, для плотоядного оскала капитализма. Но мы поступаем точно так же. И даже хуже.

Тогда вернемся немного назад к истории ЧВК в России.

Первыми наемниками на постсоветском пространстве стали военные специалисты, мобилизованные в Нагорный Карабах в начале 1990-х годов: у армян, как и у азербайджанцев, не было грамотных кадров для работы с современным оружием. После распада СССР советская армия пришла в упадок. Огромные подразделения были оставлены на произвол судьбы. Затем появились такие компании, как Moran Security Group, RSB Group, специализирующиеся на сопровождении и охране грузов. По форме это были уже ЧВК, но еще не реализованные до конца. Важнейшей вехой стало создание в 2013-м году Славянского корпуса. Это было первое появление российских наемников в Сирии. На тот момент это было чисто коммерческим мероприятием, без какого-либо участия российского государства. Просто один парень собрал людей и поставил их на службу сирийскому олигарху. Дмитрий Уткин командовал одной из двух рот Славянского корпуса. По возвращении их всех забрали прямо в аэропорту, а организаторов арестовали и посадили на четыре года. Потому что наемничество в России запрещено.

И тут начинается конфликт с Украиной в 2014-м году.

Группа Вагнера создавалась не для того, чтобы отправиться воевать в Украину, скорее наоборот. Кремль сказал: «Давайте соберем бойцов, всех добровольцев, протянем руку помощи этим беднягам на Донбассе, которые сами ничего не добьются». Сепаратисты годились только для того, чтобы ходить с оружием по улицам Донецка и Луганска размахивая российскими флагами, но для войны и боевых действий они были совершенно непригодны. Со временем спешно прибывшие и разрозненные российские наемники стали организовываться. «Компания» стала приобретать форму. Но даже эти формирования уже не могли спасти самопровозглашенные республики — побеждала украинская армия. Если бы российские вооруженные силы не вмешались напрямую, конфликта бы не было, все закончилось бы очень быстро.

Какую роль в 2014-м году сыграли наемники Вагнера в Украине?

В основном они дислоцировались в Луганской области. Рейды, засады, молниеносные вылазки в поддержку сепаратистов. Вместе с регулярной русской армией они участвовали в Дебальцевской операции. А еще им была поставлена ​​задача разоружить и ликвидировать батальон «Одесса», превратившийся в банду рэкетиров. Он был сформирован из прорусских из Одессы, которые пережили трагический пожар Дома профсоюзов [устроенный националистически настроенными активистами в 2014-м году — эпизод, постоянно вспоминаемый Путиным для оправдания «денацификации» Украины – прим. ред.]. Эти жертвы, эти герои быстро стали преступниками.

Когда вы присоединились к группе Вагнера, вы осознавали, что входите в зону незаконности?

В моей жизни тогда была полная пустота. Я не знал, что делать дальше, безработица. В 2015-м один хороший друг рассказал об этой компании, которая могла дать мне новый шанс, новый старт в том деле, которое я хорошо умею — то есть в войне. А что касается нелегальности, то в России это все вопросы относительные. Я не дурак: приехал на военный сбор, получил оружие, мы готовились к боевым действиям… Я понимал, что все это не может существовать без покровительства властей. Все вооружение было поставлено Министерством обороны. И основное снаряжение тоже -бронежилеты, форма. Это была хорошая работа с хорошей оплатой по российским меркам. 80.000 руб. (980 евро) в месяц в тренировочном лагере, потом 120.000 рублей (1.500 евро) за первую командировку. 180.000 рублей (2.200 евро) на миссии в Сирии. Это был наш способ служить стране.

Какие должности вы занимали в Вагнере?

Начинал рядовым, потом какое-то время был командиром взвода. Затем я стал командиром разведывательной роты, а после ранения был заместителем начальника штаба в штурмовом отряде. По идее, задача разведчиков — выйти в разведку на сторону противника, пронаблюдать за расположением войск, обнаружить огневые позиции… Но нас конкретно посылали вперед прямо перед штурмовыми частями, мы оказывались на линии первого огня. Весь 2018-й год я был главным советником батальона «охотников за ИГИЛ», состоящего из сирийцев. Там я тоже оказывался в местах, где не должен был оказаться — то есть в бою, под обстрелом. Так как я считал, что его командир был не готов к атаке, я остался рядом с ним.

А когда вы впервые попали в Луганск?

В июне 2015-го года. Через два месяца у меня сложилось впечатление, что все эти люди [местное население] были заложниками кучки вооруженных бандитов. Пропаганда заставила нас поверить, что мы должны защищать оказавшийся в опасности русский мир. Но там у этой угрозы оказалось странное лицо. Некоторые защитники самопровозглашенных Луганской и Донецкой республик не были способны объяснить, что именно такого им сделали украинцы. И потом я четко видел с линии разграничения, что украинцев постоянно обстреливают именно с нашей стороны. Я ни разу не был под украинским огнем.

Изменилось ли ваше отношение к наемникам после этой первой миссии?

Да, я начал сомневаться. Не для этого я пустился на эту авантюру. Украина тоже была моей страной, и я не мог понять, каким образом эти люди хотят навредить нам. А тем временем начались миссии в Сирии. Нам сказали: «Вы отправляетесь воевать с «Исламским государством» (ИГ)». Ну, а вот это уже настоящее дело! Это действительно чужая страна, другой народ, арабы, мне было все равно, я не собирался воевать против своего народа. Враг тут был очень конкретным.

Когда вы поняли, что и там вас ввели в заблуждение?

Еще в 2016-м. Основная ложь заключалась в том, что Башар Асад якобы был хорошим парнем, который возглавляет героическую армию, сражавшуюся с иноземным захватчиком. Да, конечно, с ИГИЛ нужно было бороться. Но как только эта миссия была завершена, в 2018-м начался новый этап. И новый шаг в моем осознании тоже. Когда ты наемник и сражаешься на стороне добра, то это хорошо. Но на самом деле вы никогда не выбираете. В следующий раз вам придется делать нечто, идущее вразрез с вашими принципами. Например, зачистка Гуты — это участие в гражданской войне, которая уже не имеет никакого отношения к ИГ. Нам, наемникам, предстояло закрепить наступление сирийской армии, которая, хотя и была поддержана российской артиллерией и авиацией, не переходила в решительное наступление и постоянно находилась под угрозой откатывания назад. И мы должны были сдерживать отступающие части. В Пальмире нам приходилось иметь дело только с ИГ. В Гуте, конечно, были боевики из «Ан-Нусры» и «Аль-Каиды», но также были и бойцы Свободной сирийской армии. Это была оппозиция, а не джихадисты. Я понял, что мы помогаем кучке бестолковых идиотов уничтожать лучшее в своей стране — тех нормальных сирийцев, которые умели воевать, и которых нам так не хватало в борьбе с ИГИЛ.

7-го февраля 2018-го года вы находитесь в Дайр-эз-Зауре, во время знаменитой атаки американской авиации на сирийские лоялистские силы. Вы потеряли много бойцов. Что случилось в тот день?

Это была попытка захватить удерживаемое курдам газовое месторождение Коноко. Мы должны были их выбить. Два отряда, 400 наемников. Я командовал батальоном сирийцев, «Isis Hunters» [«Охотники за ИГИЛ»]. Но наступление еще даже не началось, как разразился весь этот ад. Огонь был отовсюду. Нас обстреливали ракетами, потом с вертолетов. Горел тыл, колонна, которая должна была нас поддержать, боеприпасы, штабы — все горело. Мне повезло, я был лишь легко ранен. Мне пришлось отступить через эту зону смерти и разгрома. Мы потеряли по меньшей мере сотню парней.

Россия сначала все отрицала, а потом признала факт гибели пятерых своих граждан. Неужели русское командование не знало, что вы наступаете?

Да, официально ни один солдат русской регулярной армии не погиб. Что касается нас, наемников, то нас там попросту не было. Россия всегда решительно отрицала наше присутствие и даже само наше существование. Очевидно, русское командование на месте знало, что мы наступаем. Но нам они все отрицали.

Почему Россия использует наемников в своих современных войнах?

В каждой конкретной ситуации наемники выполняют свою функцию. В Сирии ставилась цель скрыть от русского народа реальную цену победы, создать иллюзию, что мы одержали ее малой кровью. Но это не так. В других местах — например, в Украине — намного проще с логистической и юридической точки зрения очень быстро развернуть несколько готовых к атаке батальонов, которые начнут действовать, как только их нога ступит на землю противника.

Как вы отреагировали на нападение России на Украину?

Я был в ужасе. Как может быть иначе? Это преступная ошибка.

Что вам известно об участии людей Вагнера в этой войне?

Они присутствуют на всех фронтах по той же схеме, что и в Сирии, в качестве штурмовых и прорывных частей. Более того, назначенный руководить «битвой за Донбасс» генерал [Александр] Дворников предпочитает использовать именно наемников. Он сделал это в Пальмире в 2016-м году. Он послал нас освободить контролируемый ИГ перевал, который сирийская армия взять не смогла.

В последнее время там, где оказывается Вагнер, начинаются злоупотребления силой…

Мне не хотелось бы их защищать или приукрашивать их действия, но там, где наемники используются для ведения войны, сообщений о злоупотреблениях не было. Как в Ливии, например. Проблемы и эксцессы начинаются, когда их просят выполнять полицейские или околополицейские функции. Эти люди привыкли сражаться с вооруженным врагом. И не обязательно обладают юридическими или моральными представлениями о чем-то другом.

Иными словами, когда их функции перестают быть чисто военными, они начинают зверствовать?

Я всегда прикрываюсь надеждой, что зверства совершили не они… Я никогда не был свидетелем военных преступлений. Наоборот, иногда видел бойцов, способных на очень человеческие порывы — например, похоронить павшего врага. Они не выносили, когда сирийцы глумились над трупами.

А как же обошедшее весь мир видео, где пытают и обезглавливают сирийца?

Да, все указывает на то, что эти люди — наемники Вагнера, но они мне не знакомы. Это были уже наспех собранные отряды, без какого-либо реального отбора, какой-либо подготовки. В целом с 2017-го года начался процесс деградации концепций и внутренних стандартов, которыми руководствовалась деятельность компании. Наверняка это было связано с решением командиров, что она должна стать структурой, готовой выполнять абсолютно любые задачи, участвовать во всех возможных предприятиях без оглядки на этические и моральные нормы.

Как вы оцениваете то, чем стала сегодня группа Вагнера?

Она стала мощной структурой, которая, действительно, очень полезна для продвижения российских интересов в нестабильных регионах, постоянно сотрясаемых столкновениями, государственными переворотами, этническими чистками… Но военное формирование уровня Вагнера должно быть наделено юридическим статусом, который предоставлял бы ему полномочия, но также обозначал бы и его обязанности и обязательства по отношению к международному праву. Отрицая существование ЧВК, Кремль держит их в зоне беззакония. Российское государство не берет на себя ответственность за действия своих граждан и их судьбы. Но такая ситуация устраивает и владельца, и командование структуры, она позволяет им сохранять тотальную монополию в сфере наемничества. Отсутствует какая-либо конкуренция, с них не требуют отчета.

Вы лично знаете Дмитрия Уткина?

Да, я был командиром разведывательной роты под его командованием. Он настоящий военачальник, всегда был на земле, участвовал в боевых столкновениях. В 2015-2016 годах он еще находился на передовой. Поначалу он был для меня авторитетной фигурой, я его безоговорочно уважал. Но по мере моего развития менялось и мое отношение к нему.

Способствовали ли его личность и стиль руководства ухудшению положения компании?

Конечно. Он задает общий курс. То, чем стала компания, является результатом его видения. И уже некому сдерживать его порывы. Это очень решительный и целеустремленный человек, лишенный каких-либо моральных ограничений. И без какой-либо заботы о сохранении человеческой жизни. Он никогда не считал потери.

А с главным спонсором Вагнера Евгением Пригожиным – «поваром Путина» — вы знакомы?

Я не хочу говорить о личностях. А стремлюсь обсудить весь феномен. Не будь его, то был бы кто-нибудь другой. Это равносильно утверждению, что кто-нибудь другой был бы лучше Сталина в ту эпоху. Нет, это все неправда. Его бы просто звали по-другому, но он был бы таким же тираном.