Воздействие российской пропаганды на население весьма эффективно

Libération — суббота 7 мая 2022

Автор: Анаис Моран

Принятие, отрицание, самоцензура… Специалист по постсоветским обществам Анна Колен-Лебедев анализирует разные реакции россиян на войну, которую они часто воспринимают в качестве «необходимой». По мнению специалиста по постсоветским обществам Анны Колен-Лебедев из университета Париж-Нантер, в настоящее время «невозможно определить уровень реальной поддержки» россиянами действий их армии в Украине. Перед лицом официальной пропаганды, западных санкций и возвращения солдатских гробов возникает «множество» реакций и «различных позиций».

В самом начале войны вы говорили, что Кремлю «придется немало потрудиться над созданием чувства всеобщей эйфории» вокруг своих действий в Украине. Эйфорию ли испытывают россияне два с половиной месяца спустя? Или же, наоборот, погрузились в апатию?

Ни то, и не другое. Было бы неправильно говорить, что русские в своем подавляющем большинстве «такие» или же «другие». Но несомненным является тот факт, что выражение поддержки со стороны русского населения событиям в Украине безусловно присутствует. Этого нельзя отрицать.

Вопрос же состоит в том, что именно они поддерживают? За заявлением о поддержке или повторением провоенного лозунга может стоять множество различных позиций. Неофициальные опросы общественного мнения показывают, что почти половина россиян считает, что их армию в Украине либо приветствуют как освободителей, либо встречают нейтрально… Эти люди искренне верят в путинскую версию неонацистского украинского правительства. Конечно, есть и те, кто говорит: «Я подозреваю, что происходят странные вещи, но в нынешней официальной ситуации мы не можем поступить иначе, как сплотить ряды вокруг нашей власти». У кого-то включается психологический защитный механизм, а кто-то, чтобы обезопасить себя, просто предпочитает чего-то не знать.

Несмотря на рост числа погибших русских солдат, пока не наблюдается никакой эмоциональной реакции…

Нет. Когда в 2000-м году затонула российская подводная лодка «Курск», на борту которой находилось 118 человек, эмоциональное волнение в стране было огромным. Владимир Путин уже был у власти, и российские граждане выразили свое несогласие, свое недовольство тем, что они считали ненужной жертвой. Сегодня же потеря флагмана ВМФ России не вызывает никаких эмоций. На борту потопленной украинцами в середине апреля «Москвы» находилось почти 500 человек, без какой-либо на нынешний момент четкой информации об их судьбе, но это не вызвало никакой реакции населения. Разница между двумя эпохами определяется, прежде всего, силой воздействия пропаганды. В настоящее время она работает на полную мощность и достаточно эффективно воздействует на российское население. Огромные жертвы и потери солдат принимаются обществом, потому что война кажется на данный момент необходимой и справедливой. Кроме того, имеет место радикальное влияние на население закона от 4-го марта, который криминализирует любую критику войны или же негативную оценку действий российских военных. Это оказывает абсолютно сокрушительное воздействие на гражданское общество. Учитывая этот закон и инструменты пропаганды, практически невозможно узнать уровень реальной поддержки – даже самой поверхностной — русских по отношению к этой войне.

Самые густонаселенные городские регионы отправили на фронт наименьшее количество людей и, следовательно, меньше всего гробов туда и возвращается. Какова позиция их жителей?

Именно там уровень протестности будет самым высоким, даже если он и будет проявляться в почти безмолвной форме. Геоэкономический фактор является ключевым для понимания степени поддержки гражданского общества. Городские центры, такие как Московский регион или другие города-миллионники — на протяжении последних двадцати лет концентрировали активистов, журналистов и оппозиционеров, выступающих против власти. На этих территориях и будет кристаллизоваться политизация событий в Украине, что может показаться парадоксальным по той причине, что эти регионы платят далеко не самую большую цену: процент уклонения от службы в армии там чрезвычайно высок. В отличие от регионов Дагестана или Бурятии, которые сегодня являются крупнейшими поставщиками солдат в зоны боевых действий. Ведь можно было бы предположить, что жители этих двух республик первыми проявят враждебность по отношению к этой войне, так как они будут травмированы возвращением своих мертвых детей. Но все как раз наоборот. Уже потому, что последние видятся павшими героями за славное отечество. А еще потому, что в этих регионах с впечатляющим уровнем безработицы призыв в армию продолжает оставаться способом обеспечить свое будущее. Российское общество вовсе не коллективистское, но поддержка родных и близких является для него центральной ценностью.

Может ли что-то измениться, если Путин объявит всеобщую мобилизацию?

Я не думаю, что Владимир Путин отважится на что-то подобное. У российской армии нет средств для осуществления подобного проекта. Но при рассмотрении подобной гипотезы трудно себе представить, как далеко может зайти реакция общества. Всеобщая мобилизация означает, что гражданские мужчины, для которых служба в армии – это всего лишь набор воспоминаний молодости, вдруг вновь становятся солдатами с запретом на выезд из страны. Это может вызвать недовольство. Договор, который выстроен между российской властью и населением, основан на идее о том, что существуют некие сакральные периметры, за которые государство не заходит и куда не вмешивается. В сознании россиян государство не помогает, не осуществляет социальных функций, но взамен оно и не нарушает пределов частного пространства. Мы не должны забывать, что последние крупные демонстрации в России являлись протестами против введения медицинских паспортов перед лицом Covid-19, которым удалось потеснить политическую власть. Но я совершенно не уверена, что объявление всеобщей мобилизации обязательно приведет к усилению антивоенных настроений. Скорее, это может сформулировать логику уклонения, бегства, саботажа.

Введенные Западом санкции становятся все более многочисленными — рассматривается даже введения эмбарго на российскую нефть. Могут ли они изменить ситуацию?

Это многое меняет, даже если эффект от них на первых порах не заметен. Санкции и прекращение партнерских отношений деструктурируют и даже разрушат российскую экономику вглубь. Пищевая, автомобильная, легкая и железнодорожная промышленности, помимо прочего, зависят от западного оборудования, технологий и сырья. Точно так же курс рубля, поддерживаемый тонко, но искусственно (Кремль пытается поглотить последствия инфляции, играя на стоимости рубля при помощи нефтяных компаний — прим. ред.), в конечном итоге резко упадет.

Способна ли подобная перспектива склонить россиян к антизападной ненависти и массовой поддержке Путина или же, наоборот, настроить против него?

Могут рассматриваться обе гипотезы. Наиболее бедные россияне одновременно и наиболее устойчивы к кризисам. У них есть определенное ноу-хау выживания в трудные времена, способность терпеть многое и достаточно долго, прежде чем они начнут считать экономическую ситуацию катастрофической. В самом большом проигрыше от сложившейся ситуации, напротив, оказались бизнесмены, простые состоятельные россияне. Если они продолжат терять свое личное богатство, накопленное за последние годы благодаря нефти и/или внешней торговле — эти лица очень быстро начнут стремиться изменить ход конфликта. Желание изменить что-либо, вероятно, будет исходить именно от этих людей, которые совершенно цинично захотят прекратить войну, чтобы предотвратить катастрофические последствия для своего бизнеса.