Libération, 31 июля 2022
Автор: Стефан Сьоан Перевод – Алексей Першко
Жемчужина Черного моря переживает далеко не самое лучшее лето и теперь является лишь тенью самой себя. Из-за страха перед ракетами и морскими минами его покинули туристы. Оставшиеся жители пытаются сохранить прежний облик города. Закрыв свои причалы для России. В городе их называют «фанатиками» — этих одесситов старшего возраста, сделавших соленую воду и солнце своей религией. В утренние часы под жгучими лучами солнца они спускаются по лестнице на пляжи — в потертых шлепанцах и продуктовым пакетом в руках. Они принимают расслабленные позы, чтоб подставить под солнце мельчайшие складки и без того загорелого тела. В этом основанном герцогом Ришелье городе они — короли и королевы. В полдень они оставляют пляжный песок семьям, затем — полчищам гуляк, южных красавиц и звезд инстаграмма, которые с наступлением темноты отправляются в путешествие по лабиринтам пляжной Аркадии – от стриптиз-клуба до модной техно-дискотеки, в шумной качке города, который никогда не спит.
Вот только это все истории из прошлого. Уже забытое воспоминание о прошлом лете. Из другой жизни. Когда более трех миллионов туристов каждое лето наводняли Одессу и ее пляжи — главное морское и тусовочное место Украины. В этот вторник в конце июля на популярном пляже Ланжерон «фанатики» все еще там. Но они совершенно одни. По зову души. Как эта 62-летняя Татьяна в черном бикини, которая изо всех сил пытается извлечь своего 5-летнего внука Колю из полотенца, в которое он завернулся, словно защищаясь от невидимой опасности. «С началом войны малыш больше не хочет ходить на пляж, он боится бомбежек, — говорит она. — Но сегодня утром я его заставила, потому что дети не могут бесконечно сидеть в четырех стенах»!
Порядок устройства мира Татьяны тоже разрушен, ведь с началом прекрасных дней доступ на пляжи закрыт. Растерянная пенсионерка довольно глуповато сидит на раскаленных деревянных планках Ланжеронского причала, отделенная от камней и песка полоской красно-белого пластика. «Мы не можем жить без моря, понимаете? – разгоряченно объясняет она. — Для нас лето — это купаться, плавать, загорать, жарить рыбу на гриле. Вот что значит быть настоящим одесситом, вы себе даже представить не можете, насколько это печально! Но в этом году мины в воде повсюду, они перемещаются с ветрами и течениями. Мы знаем, уже были несчастные случаи».
Любители купаться вешают на веревочки ведра, чтобы облиться морской водой
Вся береговая линия теперь классифицируется как стратегическая зона. Этой зимой, когда русская армада подошла слишком близко к Одессе, украинская армия заминировала входы в порт. Но точно знать, где плавают все мины, невозможно. С начала июля на минах в этом районе подорвались как минимум двое купальщиков: отдыхающий с близлежащего курорта Затока во время полуночного купания в свой день рождения и безрассудный беженец с Донбасса. «Фанатикам» пришлось изобретать новую схему. Не имея возможности купаться в море, они вешают на веревочки ведра, черпают морскую воду с понтона и несколько нелепо опрокидывают их себе на голову и тело. «А для души полезно», — философствует Татьяна.
В это лето войны, когда ныряние головой вперед стало административным нарушением — мужское население города визуально растаяло. На побережье, в конце Французского бульвара, преобладают пенсионеры и девочки-подростки. Мужчины служат в армии, помогают армии или же прячутся, чтоб не попасть в нее досрочно. «Нам, молодым, еще сложнее, потому что полиция проводит облавы на пляжах или в редких оставшихся кафе, — признается 30-летний кинооператор Сергей на пляже Лагуна, в красивой каменистой бухте, где некоторые нарушители запрета продолжают купаться. — Как только полицейские находят мужчину старше 18-ти лет, то проверяют документы, и нас могут сразу же отправить в военкомат».
По пути к центру раскаленный воздух будоражит другой ритм – резкая тревожная сирена и стаккато пулеметов противовоздушной обороны, которая четверть часа пытается расстрелять российские разведывательные беспилотники над городом. По автомобильному радио монотонный голос диктора сообщает, что в то же утро залп ракет полностью уничтожил целую улицу в Затоке — южнее Одессы, на стратегической трассе в Румынию. «И как нам в этой ситуации завлечь туристов? Невозможно убедить киевлян, чтобы они приезжали в Одессу, когда купаться в Днепре в Киеве куда менее опасно», — вздыхает 25-летняя владелица оформленного в футуристическом стиле Маяковского небольшого «бутик-отеля» Виолетта Скринник.
«Мои единственные клиенты — это одесситы, которые готовы платить за хороший номер в отеле в своем собственном городе, чтобы сменить обстановку», — продолжает молодая женщина, оборот заведения которой сократился в десять раз. «Мне кажется, сама мысль об отпуске стала табу, — говорит Виолетта, чей муж воюет в лесах Донбасса. — Стало вульгарно говорить: «Я устал, мне нужен отпуск». Сама мысль об отдыхе, о том, чтобы хорошо провести время — исчезла, по крайней мере на время войны». Космополитичная Одесса внезапно осталась наедине сама с собой, с пустынными улицами. Автомобильный поток уменьшился настолько, что слышно даже ветер в листьях, которые в Украине в июле уже начинают желтеть.
«Все дети здесь теперь говорят по-украински»
В городе есть что-то выцветшее. Подобно афишам концертов, которые никогда не состоятся. В июне в Одессе должна была выступить российская рок-группа «Сплин», так как петербуржцы по-прежнему очень популярны в Украине. «У меня все очень просто, я просто перестал слушать русскую музыку, сразу выключаю», — решительно заявляет 37-летний журналист и фотограф-любитель Егор Терентьев, только что открывший фотогалерею на улице Ланжерон. «И все же моя любимая группа — это «Мумий Тролль» [легендарная рок-группа из Владивостока, популярная на всем постсоветском пространстве, — прим. ред.]! Я был на их концерте здесь в августе прошлого года. Теперь все кончено, я больше не могу их слушать».
Сын винодела из небольшого городка Шабо к югу от Одессы, Егор приехал в Одессу в возрасте 17-ти лет. Он смешанных кровей — немного немец, немного молдаванин, как и все эти парни из Бессарабии. Русскоязычный, потому что на юге все национальности смешиваются в одном одесском культурном котле. Украинец, но не более того, в городе, где 30% населения смотрят российское ТВ — настолько мощны крымские передатчики. «Пять лет назад я встречался с девушкой, которой нравился Путин, и она заявляла об этом во всеуслышание, — улыбается Егор. – Тогда все просто говорили ей: «Ну, ты немного ненормальная»! А потом случилось вот что. Я знаю, что с тех пор эта девушка стала полностью социально изолированной, лишенной друзей. В начале войны она уже выкладывала фотографии Зеленского в Facebook».
Для Егора война стала серьезным переломом. Довольно нейтральный в прошлом, молодой человек помимо своей воли изменился. «Теперь когда прилетает ракета, я автоматически начинаю орать по-украински! Не знаю, как описать то, что я чувствую — это смесь страха, ненависти, но в то же время и глубокого желания больше не иметь ничего общего ни с чем русским, — продолжает он. — Я верю, что Одесса станет таким же украинским городом, как все другие. Теперь здесь все дети говорят по-украински. Если придут русские, одесситы будут защищаться с оружием в руках. Какая разница, если они сами решили, что это русский город: в таком случае пусть они попробуют захватить Маленькую Одессу!» — район в Нью-Йоркском Бруклине.
Улица Дерибасовская почти пуста. У ветхих стен старых имперских банков бабушки выпрашивают мелочь на фоне девальвации гривны. В июле ступени величественного оперного театра должна была украсить красная ковровая дорожка Одесского международного кинофестиваля — маленьких Канн Черного моря. Теперь же театр «украшен» мешками с песком. Соседняя гостиница «Моцарт» была экспроприирована властями в начале войны, как и несколько других заведений с «излишним» русским капиталом. На спуске в сторону порта Потемкинскую лестницу заблокировал блокпост. Статуя Дюка Ришелье тоже скрыта мешками. А площадь Екатерины II сейчас укреплена.
«С начала войны к нам поступило 144 обращения о переименовании улиц, — говорит краевед и член комиссии по истории и топонимике муниципалитета Александр Бабич. — По большей части это названия, связанные с русской географией — Байкальская, Уральская, Сахалинская улицы… Но встает и вопрос о художниках или ученых, вроде Льва Толстого или Дмитрия Менделеева, в подходе к которым нужна большая осторожность, — размышляет историк. — Мы рассмотрим значение каждого имени, его место в мире искусства и отношение к Украине. Мы в комиссии стремимся к либеральному процессу: наша позиция – это не уподобляться большевикам в 1917-м году, не быть вандалами».
«За Украину или за Россию, а не между ними»
И переживет ли войну Екатерина II, основательница города? «Проблема в том, что и она, и Хосе де Рибас, и герцог Ришелье, и граф Воронцов – все они были имперскими наместниками, тогда придется переименовать весь город»! — смеется Бабич. — Лично я считаю, что мы можем сохранить статую Екатерины II, убрав с нее все имперские символы и заменив их информацией о вреде, который Российская империя нанесла украинцам. Тогда она станет антигероиней нашего города». Для Александра Бабича одесситы находятся в процессе «прохождения очень сложного психологического периода: перерезания пуповины с Россией».
Пушкин, Гоголь, дружба между братскими народами -этот дискурс уже не проходит. «Как можно любить страну, которая посылает своих солдат убивать наших детей и насиловать наших женщин? Толерантность и понимание других мировоззрений всегда были частью одесской культуры, — продолжает Бабич. — Но война подчеркивает биполярное мировоззрение: ты или за Украину, или за Россию — ты не можешь быть между ними».
В своей достойной звания музея квартире 67-летний Евгений Голубенко курит на балконе, наблюдая за закатом солнца. «Одесса не русская и не украинская, она — мир в себе: настоящие одесситы верят, что они уникальны, незаменимы, умнее и смешнее всех других, что их женщины самые красивые», — утверждает выдающийся художник-постановщик, муж великой покойной кинорежиссера Киры Муратовой. Будучи свидетелем золотого века одесских киностудий, он видит, как город меняется на глазах: «Люди начинают говорить по-украински, потому что хотят, а не потому, что должны».
Действительно, тут есть и «ватники», эти потенциальные пособники русских, наиболее радикальные из которых отправились в Херсон в начале войны. «Но пророссийских волнений на данный момент нет, потому что когда на Одессу упали первые ракеты, ватники осознали, что ракеты не выбирают своих жертв». А вот к другим «фанатикам Одессы» артист относится настороженно — не к тем, что на пляже, а к тем, кто любит свой город больше всего на свете. «Они не любят Россию и диктатуру, но Одесса им нравится даже больше, чем свобода», — говорит он. – Так что порой приходится слышать: давайте сделаем, как в Париже в 1940-м году — сдадимся, а потом как-нибудь выкрутимся. Половина жителей готова пойти на компромисс, лишь бы не разрушили их священный город».