«Россия не может поддерживать военные усилия»

Libération, 10 октября 2022

Автор интервью: Леа Массген  Перевод – Алексей Першко

По мнению исследователя Жюльена Терона (Julien Théron), ракетные удары в понедельник утром [10 октября], несомненно, являются местью российской армии, у которой, тем не менее, не хватает средств. Кремлю хватило 48-ми часов, чтобы отреагировать на взрыв на Крымском мосту. На рассвете в понедельник утром на несколько украинских городов, и в том числе на Киев, обрушился шквал ракетных ударов в ответ на то, что президент России Владимир Путин назвал «террористической» атакой на символ аннексии полуострова Москвой в 2014-м году. По мнению преподавателя парижского Института политических исследований и соавтора книги «Путин, стратегия хаоса» (Poutine, la stratégie du désordre) Жюльена Терона, российская армия больше не в состоянии компенсировать свои потери на местах.

Являются ли массированные российские удары, которые произошли утром в понедельник в Киеве и других городах страны, признанием слабости Владимира Путина в Украине?

Безусловно, это месть после взрыва на Крымском мосту. В любом случае нанесение ударов по гражданскому населению – для России обычная практика, которая уже применяла ее в своих войнах в Чечне или Сирии. То же самое уже наблюдалось в нескольких городах Украины, в частности, в Запорожье несколько дней назад. Последняя российская конституционная реформа также подчеркнула превосходство российского права над международным, включая гуманитарное право.

Насколько быстро продвигаются украинские контрнаступления?

Украинская армия отвоевала значительные территории в районах Харьковской (северо-восток) и Херсонской (юг) областей. Эти контрнаступления крайне примечательны, и, безусловно, войдут в учебники по истории. Однако в эти дни мы являемся свидетелями периода замедления, даже если официально никакой оперативной паузы не объявлялось. Теперь Украина должна обезопасить отвоеванные территории, создать новые логистические линии для доставки горючего и боеприпасов и реорганизовать утраченные подразделения. Тем более, что и русские не бездействуют, продолжая наступление на Донбассе, даже если это продвижение не идет ни в какое сравнение с продвижением украинцев.

Может ли объявленная Москвой 21-го сентября частичная военная мобилизация переломить ход войны?

У Кремля присутствует исторически обусловленный военный рефлекс полагать, что массовая мобилизация способна переломить ситуацию на фронте. Возможно, это позволит им выиграть время на производство новой военной техники. Но сегодня Россия не в состоянии компенсировать количество подобными темпами теряемого вооружения, и в частности бронетехники и танков. Я сомневаюсь, что она сможет выдержать военные действия еще два или три года.

Желая снизить военный риск, Владимир Путин увеличил риск внутреннего, а значит, и политического протеста. Мобилизация 200.000 человек – или, по утверждениям министра обороны России, даже миллиона – еще не гарантирует победы. Чем больше количество солдат, тем больше увеличиваются структурные проблемы. Надо кормить людей, одеть их, обеспечить транспортом и связью, снабдить оружием и боеприпасами и т. д. Поддержка Запада и боевой дух [украинских] войск также позволяют обойти эту массовую асимметрию. Потому что вопреки тому, что утверждает Кремль, русским, в отличие от украинцев, известно, что они борются отнюдь не за экзистенциальное существование своей страны.

Россия тоже не может позволить себе проиграть войну…

Возможны два сценария: падение режима Владимира Путина — даже если сегодня это кажется маловероятным при Николае Патрушеве во главе Совбеза и Александре Бортникове во главе ФСБ — или же трансформация конфликта. Риск «апокалипсиса», говоря словами американского президента Джо Байдена, действительно нельзя сводить на нет. Но чтобы избежать ядерной эскалации с американцами, Россия могла бы применить тактическое ядерное оружие [предназначенное для применения на поле боя: по военным базам, штабам, тыловым средствам — прим. ред.].

Существует также широкое поле для применения оружия (в морском или воздушном пространстве) в условиях иррегулярной ядерной войны, способной запугать жителей Запада и подтолкнуть их к прекращению участия в конфликте в Украине — например, запуск торпед «Посейдон», баллистических ракет «Искандер», или бомбардировка Запорожской АЭС. Не исключено и применение химического оружия. В Сирии газ зарин применялся не в оперативных целях, а для травмирования населения. Цель состояла в том, чтобы послать им четкий сигнал: «Если вы не с нами, с вами случится наихудшее».

Могут ли изменения в высшем военном командовании решить системные проблемы, которые парализуют российские военные операции с начала вторжения?

В принципе, нет. Новый главнокомандующий вооруженными силами Сергей Суровикин является персонажем, весьма похожим на своего предшественника Александра Дворникова. Он воевал в Афганистане, Таджикистане, Чечне и Сирии, участвовал в антидемократическом путче в начале 90-х. За свою карьеру он заслужил репутацию источника внутреннего насилия в армии. Еще один довольно неожиданный момент: он представитель военно-воздушных сил, которые практически отсутствуют на войне в Украине из-за наличия у украинцев противовоздушных средств. Подобная перемена иллюстрирует желание Кремля еще больше ужесточить воздействие военных операций и показать, что Россию ничто не остановит.