«Францию ​​больше не слышно в Украине, а в России ее так и не услышали»

logo_interview_r

Libération , четверг, 16 июня 2022

Интервью брал Жан Катрмер Перевод - Алексей Першко

Эксперт Франсуа Эйсбур (François Heisbourg) задается вопросом о «способе существования в мире» президента Макрона и его отношении к украинскому конфликту. По мнению специального советника Фонда стратегических исследований и автора недавно вышедшей книги «Возвращение к войне» (Retour à la guerre, ed. Odile Jacob) Франсуа Эйсбура, своими призывами не «унижать» Россию и своей умеренной позицией по отношению к происходящему в Украине Эмманюэль Макрон сделал Францию ​​«неслышной».

Почему Эмманюэль Макрон приехал в Киев лишь через четыре месяца после начала войны?

На этот вопрос трудно ответить, тем более учитывая, что он мог отправиться туда сразу в нескольких качествах: он президент Французской Республики, Франция является членом Совета Безопасности ООН и осуществляет председательство в Совете Европейского Союза. Я теряюсь в догадках по поводу причин такой задержки.

Не отражает ли это долгое колебание двусмысленную политику Франции по отношению к России вообще?

Это точка зрения всех наших партнеров, от самых жестких по отношению к Москве до самых «благодушных». Однако я не уверен, что подобное объяснение правильно: можно лишь констатировать, что и в других вопросах — например, касающихся внутренней политики — глава государства не проявляет большого энтузиазма для прояснения своих двусмысленных высказываний и поступков. Я пытаюсь понять, почему он был столь пассивен во время президентских и парламентских выборов, почему не было предварительного обсуждения инструкций по голосованию во втором туре и т. д. Между проявленным им в 2017-м году динамизмом и вялостью сегодняшнего дня — подобный контраст в его способе существования в мире разителен. На самом деле возникает вопрос об общем отношении президента к исполнению своих обязанностей вообще.

«Мы не должны унижать Россию», — снова и снова повторяет Эмманюэль Макрон, в то время как проблема состоит скорее в том, как ее остановить.

Если бы я был русским, мне самому была бы унизительна ситуация, когда иностранный президент объясняет мне, что это именно он не позволит мне быть униженным. Впрочем, такое заявление и не вызвало восторга у россиян. Достаточно взглянуть на наше государственное телевидение, которое с иронией использует впервые изобретенный в Польше глагол «макронить»: речь идет о высказываниях, смысл которых непонятен, и из которых не следует никаких конкретных действий. Президент Макрон совершенно одинок в своем тезисе об унижении.

Является ли «унижение» геополитической категорией?

Унижение взывает к эмоции. Конечно, оно может включать в себя объективные элементы, жесты, способные унизить, но унижение само по себе — субъективное чувство. Другими словами, Эмманюэль Макрон передал Владимиру Путину задачу самому определить, что именно он может считать для себя унизительным. С внешнеполитической точки зрения это совершенно непонятно. Похоже, для президента действительно важно, чтобы Франция оказалась за столом переговоров. Но хочет ли он прямой роли переговорщика или роли всего лишь посредника? Если речь идет о посредничестве, то мы должны держаться на равном расстоянии от Украины и России, что сложно в тот момент, когда мы без колебаний собираемся через несколько дней предоставить Киеву статус кандидата в Союз: в таком случае мы не можем быть посредником, ибо тогда европейский суверенитет теряет сам свой смысл.

Если же он ищет роли переговорщика, то возникает вопрос: в каком качестве ее получит Франция, кто будет сидеть за столом переговоров и каковы будут их рамки? Не очевидно, что Украина и Россия хотят нашего присутствия на таких переговорах, где определятся стоп-линии, гарантии безопасности и т.д. Короче говоря, нас и в Украине еле слышно, и в России мы вообще не услышаны.

Несмотря на все двусмысленности, Франция по-прежнему поставляет оружие в Украину.

В частности, она отправила двенадцать орудий «Цезарь» [Эмманюэль Макрон объявил в четверг, что поставит еще шесть, прим. ред.]. Для сравнения, американцы уже передали более 100 единиц тяжелой артиллерии, поляки 98, и даже Германия поставит десятки. Я не думаю, что это результат злой воли, а просто часть более широкой проблемы, касающейся оборонной промышленности вообще. Франция много говорит о сильной Европе, но она не в состоянии вести войну высокой интенсивности.

Можем ли мы тогда сказать, что двусмысленность Франции свидетельствует о ее военной слабости?

Безусловно, связь тут есть. Но не возбраняется также предположить, что нас не слишком беспокоит то, что мы не можем предоставить больше вооружений. Двусмысленность, если можно так выразиться, здесь присутствует.

Предложение Эмманюэля Макрона о создании «европейского политического сообщества», которое объединило бы все страны-кандидаты, уже обречено заранее, как это случилось с идеей Европейской конфедерации, предложенной Франсуа Миттераном в 1989-м году?

Элиты восточноевропейских стран прекрасно помнят, что французы восприняли идею расширения Европы с огромной неохотой, и справедливо воспринимали подобную конфедерацию как попытку такое расширение заблокировать. Когда тридцать лет спустя президент Французской Республики возвращается к той же теме, то и реакция аналогична. Если бы подобная идея поступила из другой страны Евросоюза, ее, вероятно, восприняли бы лучше. Суть сообщения определяет его носитель.

Не растрачивает ли Франция остатки своего политического капитала в Восточной Европе?

В конце мая я побывал в Польше, Прибалтике и Скандинавии и пришел к выводу, что нас там стало не слышно.

В очередной раз Соединенные Штаты возглавили борьбу против России, как это было во время Второй мировой войны (? – прим укр. ред.). История повторяется?

Как минимум! Никто не мог предположить, что русское вторжение спровоцирует столь безоговорочную американскую вовлеченность. Следует помнить, что перед войной стоял вопрос о возможном уходе американцев из Европы, чтобы сосредоточиться на противостоянии китайскому вызову. Однако администрация Байдена посчитала, что если бы США внушительно не проявили себя в Украине, то не смогли бы выглядеть достойно на Тайване. Это крупное стратегическое решение, которое может определить их дипломатию на ближайшие десять-двадцать лет, поскольку они будут действовать «синхронно» с Россией и Китаем. Франция также могла принять решение безоговорочно поддерживать Украину, что позволило бы ей взять на себя ведущую роль в Европе и продвинуть стратегическую автономию Союза. Вместо этого она решила, полностью поддерживая при этом ЕС и НАТО, не брать на себя инициативу. Мы предпочли инвестировать в получение гипотетической роли посредника между Путиным и Зеленским с бесчисленными телефонными звонками. Мы разыграли карту французской исключительности, силы баланса между по-прежнему неизбежной Россией и Украиной. Этот выбор уничтожил все шансы на быстрое рождение европейской стратегической автономии: мы забили гол в собственные ворота! Вашингтон и Париж приняли четкие решения с серьезными последствиями, и понятно, что наше положение в данной ситуации не самое достойное.

1 комментарий на “«Францию ​​больше не слышно в Украине, а в России ее так и не услышали»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *